Бурановские «бабки»
…Когда заря собою озаряет полмира
И стелется гарь от игр этих взрослых детей,
Ты скажешь друзьям: «Чу, я слышу звуки чудной лиры».
Ах, милый, это лишь я пою песнь вычерпывающих людей…
Борис Гребенщиков. «Песнь вычерпывающих людей»
Неожиданная победа «Бурановских бабушек» на национальном отборочном туре музыкального конкурса «Евровидение-2012» вызвала к этому самодеятельному коллективу небывалое внимание. Внимающие не приминули разделиться: одни «бабушек» безоговорочно поддерживают, другие считают, что зря «старые» ввязались в продажный шоу-бизнес. Мы же решили поехать в Бураново и выяснить не со стороны, а прямо там, на месте, правда ли, что не те уже «Бурановские бабушки» и шоу-бизнес успел их испортить. Ничего подобного, впрочем, не обнаружили. «Евровидением» в Бураново и не пахло – пахло свежим снегом, дымком и грядущей уже весной. Ну и, может быть, совсем немного – ожиданием чуда еще большего, чем победа деревенского ансамбля над поп-звездами.
Народная правда и молчание Ниловны
– Поезжайте-ка вы в Бураново, – посетовала нам энергичная художница Зоя Лебедева – пожалуй, самый эмоциональный и убедительный оппонент поющим односельчанкам. – Поговорите с людьми у магазина, и вы узнаете народную молву… А после я вам свою правду расскажу.
По совету Лебедевой мы и двинулись в Бураново за этой самой «маткой», и даже дважды в этом недалеком путешествии пришлось нам вспомнить горькую правду горьковской прозы и драматургии – героиню «Матери» и вздох Сатина из пьесы «На дне».
Природа – холмы и овраги – расколола Бураново на две части как добрый колун спелую тюльку. В нагорной части расселились первые бурановцы, но центром деревни стал подгорный починок.
На Центральной улице на пятачке у двух «спаренных» магазинов – частного и старой веры, сельповской, должно было бить сердце бурановской жизни.
Однако в пятничный полдник жизнь эта текла вяло. Народу на улице и в торговых точках было мало. Рабочая молодежь еще не вернулась из городов с заработков, а остальное население словно «замерло» в подготовке к бурному вечеру накануне уикенда.
Первым встречным оказался мужчина бодрого возраста.
– Да я плохо их знаю, – хотел шарахнуться от расспросов Евгений Кузнецов.
Но, увидев, что ничего плохого пришельцы не задумали, высказался талантливо. Почти по-чеховски: «Отношусь положительно».
– Одобряю и горжусь. Раньше приходилось объяснять, где Бураново, а сейчас все нашу деревню знают, – Николай Волков тоже дал понять, что не обладает временем отвечать на праздные интересы.
– Хорошее у меня к отношение, – Василий Туктарев также не был расположен к длительной беседе. – Среди этих бабушек моя сватья поет – Граня Байсарова.
– Сватья это как? – начали мы ломать головы, силясь вспомнить хитросплетения родства.
– Дочь моя замужем за ее сыном, – вразумил нас дядя Вася. – Песни бабушек я слышал, но сказать о них ничего не могу.
– А я нормально отношусь к ним, но телевизор почти не смотрю. Некогда, работы много, – спешила бабушка Коровина, напрочь отказавшаяся называть свое имя. – Не ела еще сегодня.
– Как же это вы так? Время полдничать, а вы еще и не завтракали…
– Всё в работе, в церкви была… А вы знаете, что церкви-то у нас нет, Молельный дом только, и бабушки сейчас зарабатывают на храм.
– Бураново они прославили, и мне приятно, что мы односельчане, – на ходу высказалась Надежда Константиновна Ведерникова. – У меня брат живет на Кубани, так он как узнал, что бабушки вышли в финал, так обрадовался, что чуть инфаркт не случился.
– А Вы бы пошли петь в этот ансамбль?
– Нет, туда всех не берут.
– Дедовщина, что ли?
– Что вы такое говорите. Я вот еще молодая и работаю, – кокетливо хихикнула прохожая почтенного возраста.
Зато трем крестьянкам, перевязанным платками и топавшим в валенках-самокатках, было не до жеманства.
– Ничего мы говорить не будем, не местные мы, – процедила старшая из троицы, и всё трио припустило дальше.
Повертев головами на полный оборот, мы обнаружили целый паровозик из детишек. Нина Матвеевна Опачева и сын ее Димка везли на санках Матвея и Антюку – внучат молодой бабушки и Димкиных племянников.
– Молодцы наши бабушки, – «диагноз» медсестры Нины был искренним. – Оптимистки они. А вот я бы так не смогла, как они. Что вы, куда-то выехать из деревни?!
– От скромности, что ли, страдаете?
– Да нет, просто петь не хочу, хотя дома за праздничным столом пою.
– Коль вы медсестра, выходит, у вас в Бураново и фельдшерско-акушерский пункт есть?
– У нас больница есть, и детский сад, и школа-десятилетка. А раньше больница и вовсе участковой была. Сейчас, правда, там только одни бабушки лежат…
– Бурановские бабушки? – мы не упустили случая схохмить.
– Они самые, – тоже хохотнула Нина Матвеевна. – Только не те, что поют. Поющим бабулям некогда болеть, они в больницу даже не ходят…
С молодецкой характеристикой «Бурановских бабушек» была солидарна и Светлана Кулёва.
– Энергичные бабки. Когда был российский финал в Москве, мы ночь не спали, смотрели трансляцию, болели за них и эсэмэски слали. Мне кажется, у них в майском финале «Евровидения» в Баку есть хорошие шансы на первое место, – не будучи букмекером, Светлана играючи прогнозировала и прикидывала уровень обоснованности претензий бабусь на золотой пьедестал.
При этом за славой и популярностью «Бурановских бабушек» Кулёва не забывала и остальных земляков.
– В деревне у нас еще молодые ребята и девчата есть, которые хорошо поют. Бураново может выставить несколько творческих коллективов. Честное слово!
– Да у вас тут настоящая «ферма» певческих талантов, – бросили мы вслед бойкой Свете, деловито побежавшей прочь.
Легкая пурга в Малопургинском районе не давала растягивать «баян беседы», а ветер как будто подпевал тризну по последнему апрельскому снегу.
Непогода заставила нас заскочить в магазин, чтобы поддержать огонек разговора уже не с покупателями, а работниками прилавка.
Деревенский магазин сегодня – главное туземное средство массовой информации. Прежде в медийном амплуа «играли» почта и почтальоны, а нынче все новости можно узнать у продавцов. Сплетни-то репортерам ни к чему…
– У меня позитивное отношение к их творчеству, – без суеты сказала Наталья Байсарова. – Бабушкам теперь есть чем заняться. Для них это радость. Для земляков тоже. В Бураново многие смотрели финал и эсэмэски посылали. А вот я не смотрела, несмотря на то, что у меня там свекровка поет, Граня Ивановна…
– Байсарова!? Подождите-ка, это не ваш отец за покупками четверть часа назад заходил, след еще не простыл?
– Мой, – расхохоталась Наталья Васильевна.
Для нас, гостей большого города с населением 600 тысяч ижевчан, было не просто осознать «узость» деревенского мира, где живет народу в тысячу раз меньше и где родственные узы можно ощутить, увидеть на расстоянии «рукой подать».
По словам продавщицы, самый плотный трафик в магазине с утра. Бабули идут за хлебом. Это самый ходовой товар. Да еще баранки, сухари и пряники бабушки охотно берут. На день-два, а не впрок запасаются, как прежде.
– Сами ходят «звезды» за сушками или наймитов посылают? – подначили мы коллегу по информбюро.
– Сами ходят. Какая у них звездная болезнь… Вы еще в райповский магазин загляните, – откровенно предложила Наталья. – Ему почему-то доверия больше, чем нашей «Радуге».
Разбираться в причинах перекоса в покупательском предпочтении мы не стали и распахнули дверь сельпо, иначе – магазина товаров повседневного спроса.
Кафельная плитка на полу из брежневской эпохи, деревянные счеты и весы «Тюмень», «пожилой» телефонный аппарат по самое темечко окунали в советское детство, и перед глазами вставали сюжеты с визитами городской ребятни в гости к бабушкам в белых ситцевых платочках.
– Ничего не записывать! – на раз отрезала хозяйка сельпо Зоя Ниловна Ермачева, и кнопка «стоп» в диктофоне сама по себе покорно отжалась от зычного возгласа незлой тети. – В блокнот тоже нельзя записывать. Запоминайте так, наизусть…
– Жесткая вы, Ниловна, пусть и отчество у вас доброе, как у матери горьковского Павла Власова.
В Бураново мы впервые упомянули писателя-реалиста и решили выйти вон из сельпо, точнее, из приемно-заготовительного пункта, и бросили взор на таблички с режимом работы. Сравнение оказалось не в пользу заготконторы. У «Радуги» был «восьмичасовой» рабочий график – с 8 до 20, а райповские и спали дольше, и закрывались на клюшку раньше – с 9 до 16.
У сельпо под «шляпкой» торчал стенд объявлений. На день нашего приезда эта народная товарно-сырьевая биржа продавала сено в тюках, юных поросят, отруби, рис, гречку, пшеницу и муку «с гарантией точной весовки», а покупала старые автомобильные аккумуляторы, червячные цилиндрические редукторы, подшипники и металл – цветной и черный.
Неподалеку от стенда огребалась, в смысле раскидывала намокший, плотный еще снег, Маргарита Николаевна Князева.
– Фотографировать меня не надо, я этого не люблю, – бурановские обитатели проявляли какую-то неприязнь к репортерским помощникам – диктофоном и фотокамерам. – Но на вопросы ваши отвечу.
Мастерски Маргарита отправила очередную снежную порцию в весеннюю «топку» и снизошла до милосердия к нашему «хлебу».
– Нормальное у меня отношение к бабушкам, – заявила дама. – Сестра там у меня двоюродная выступает – Пятченко Валентина Семеновна.
– Как вы думаете, в Бураново жизнь изменится, если бабушки возьмут победу в Баку?
– Хотелось бы, чтоб изменилась. Нам вот дорогу хотя бы центральную нужно заасфальтировать. В прошлом году газ провели и дорогу сделали у школы, а теперь и дальше нужно. А то в распутицу утопаем в грязи… Все равно ведь снимаете меня, – выкрикнула женщина с нефотогеничным отношением к фотографированию.
– Да не пугайтесь вы, это обыкновенный диктофон.
– Ну ладно тогда. А вы знаете Алексея Крылова – журналиста на удмуртском телевидении?
– Нет, не знакомы. Мы же новости не смотрим, мы их сами делаем.
– Тьфу на вас!
– Ну, теперь-то будем знать Лешу.
Получив «душевное» напутствие, мы направились в клуб. Вернее, в Дом культуры. Но через два шага напоролись на новую бурановскую бабушку, которая, как выяснилось, была старой «Бурановской бабушкой».
С коромыслом в руках Галина Павловна Князева наполняла водой вёдра и приветливо осклабилась, угодив в «прицел» объектива.
– До Зыкинского юбилея пела я у «бабушек», а потом за домом надо стало следить, печку топить, то да сё. У меня еще бабуля больная. За ней ухаживать надо. Поэтому отказалась и ушла со сцены, – так прямо и сказала Галина Павловна, как будто высказалась ее тезка и певица Галина Павловна Вишневская.
– Не пожалели, что поторопились уйти? Вон какая слава на ваших коллег обрушилась.
– Не, не пожалела. Я ведь и Галине Николаевне Коневой помогаю, когда она уезжает. За скотиной ее присматриваю. Легко по Франциям-то ездить, а за скотинушкой пригляд нужен. Скажу вам, что когда мы стали петь Цоя и Гребенщикова, нам странно это было поначалу. Но позже привыкли. А теперь они привыкли и к английскому языку.
– Как же вы могли променять рок-протест на попсу?
– Приходится, – сплеснула руками бабушка Князева, в девичестве с редкой украинской фамилией Полупан.
– Получается, конъюнктурщики вы?
– Так, может быть, я вовремя из ансамбля вышла? – Галина Павловна дала не ответ, а вопрос. – Нас ведь поначалу дюжина была, а сейчас половина осталась. Но обид у ушедших нет. У одной дом сгорел, у другой сын пьяница, надеяться не на кого, а третьей муж не разрешил. Это, милые, деревня, а не город вам.
– Понимаем. Жизнь во многих гранях – за кулисами славы.
– Зря надсмехаетесь. Сейчас вот у Пугачевой муж тоже противится.
– Галина Павловна, это же заголовок-находка для пожелтевших таблоидов: «Муж Пугачевой запретил ей петь!». Многие бесхитростные читатели клюнули бы на этот броский «крючок», думая про Аллу Борисовну, а не про Наталью Яковлевну – главную дюймовочку среди «бабушек».
– Будет уже вам. Между прочим, я в программу «Жди меня» написала. Поищу своих однофамильцев Полупанов…
Похоже, что очень скоро еще одна бурановская бабушка попадет на центральное телевидение и прославится.
– Укусит ведь, – заботливая баба Галя предупредительно останавливала Дружка, чтобы рыжий огромный пес, которого следовало бы лучше назвать Растерзаем, не прыгнул на незваных визитеров. – Цепочку порвал, никак не могу поймать его и привязать…
Горькая правда Зои и время борзое
– Эх, жаль, такой хороший красивый проект испортили, превратили в попсу, – не без горечи говорила Зоя Лебедева, которая полтора десятка лет назад поднимала «низовых» бурановских старух, вытаскивая всех их на клубную сцену, в общую культурную картину, чтобы никто не выпадал, но и не выпячивался нарочито.
– Зоя, так это ж Горький. «Эх, какую песню испортил, дурак», – вымолвил Сатин Барону, сообщившему новость о том, что на пустыре Актер удавился. Это же «На дне», – редкими репликами мы разделяли пламенную отповедь незаурядной художницы из Бураново – одной из немногих в деревне, кто может критично и веско оппонировать «тотальной любви», обрушившейся на «бабушек» (забавно, что, набрав для уточнения горьковский текст, поисковик выдавал: «Какую песню пели «Бурановские бабушки»?).
– Достоевский тоже кручинился: «Какая идея загублена!» А эти поехали бабки зарабатывать. А ведь песни Цоя не просто так появились у них в репертуаре, и Гребенщиков, и «битлы» тоже. Если ты к ним прикоснулся, надо писать благодарение. А они славу взяли на себя и стали сапогами всех топтать и веселиться. Песню бабы Лизы Зарбатовой «Пучеко, пучеко» спели, а Москва ухватилась за «веселое словечко». Но песня-то о тяжкой бабской доле, которая осталась без мужика. Детей не прокормить, жеребенка не запрячь, землю не вспахать, дом не построить. И заплакала женщина, а они все заигрывают и хохочут… Мне это ужасно неприятно. Они должны были эту ситуацию изначально прочувствовать, попав на ТВ. Я их предостерегала, что зависть на них обрушится. У меня ее, зависти, точно нет. Я могу завидовать белой завистью только настоящему успеху. А у «Бурановских бабушек» это не успех. Это конъюнктурная ниша, в которую они попали с сельской и кремлевской самодеятельностью. По слухам, они и в первый раз выиграли национальный тур, но с песней бабы Лизы в финал «Евровидения» было не пройти. Зато с песней Дробыша их пустили. Вот что знающие люди поговаривают… Я спрашиваю их: «А как же ваша гражданская позиция? Не надо перекладывать ответственность на чужие плечи. Если ты человек, гражданин, то у тебя должно быть чувство собственного достоинства». А в этом проекте теперь чувства собственного достоинства нет. Там оно растоптано, как и в звании «Почетный удмурт». Ну что же, играйте дальше, ребята. «Бурановские бабушки» гармонично вписались в попсовый тренд и становятся заведенными куклами.
– Вам обидно за бабусь?
– Мне стыдно за удмуртов. Скоро я буду защищать русских от удмуртов. Мне с алкашами общаться легче, чем с богатыми упырями.
– Тем не менее, похоже, что вы одна в ополчении, в оппозиции к певуньям?
– Есть еще кому не по душе и нутру это «творчество». «Не верю ни одному их слову, – сказал мне один житель Бураново. – Меня подташнивать начинает», а «Бурановские бабушки» всё веселятся. Тупое это веселье. Тупость везде. И я знаю, что за этим весельем прячется страх. Настоящее народное искусство близко к року, а они занимаются спекуляцией и «жиреют» за счет других. После Цоя на подтанцовку к Бабкиной бабушки пошли. Куда вас заносит? – я пытаюсь вернуть их на землю. Писать стихи – это видовое занятие человека, и этот человек должен культурно проявляться, практиковать, петь. «Хочу писать для безголосых», – вспомните строчки Николая Доризо. И что вы все прете туда, в Москву, на «Евровидение»? Разве нельзя бесплатно петь, для души и от души. Почему столь высокой ценой удмуртам надо избавляться от комплекса неполноценности. Но слышу в ответ: «А нам надо звездить». Вот тебе крест, – беглым знамением божится Зоя и продолжает: – Бес и тщеславие строят вашу церковь, – однажды сказала я им, и мне кажется, что народ туда не пойдет. Потому что церковь между нами, а не в камне или дереве. Я могла бы сыграть роль «диверсанта», поставив перед ними зеркало, спровоцировав их на поступок, отрефлексировав наши отношения, нашу жизнь. Я хочу, чтобы они проявили себя не тогда, когда все хвалят, хочу живых людей, а не восковых. Хочу живое дерево, а не вощеное, не пластмассу. Я не хочу продаваться и не буду. Я хочу гармонии. Совесть хочу сохранить, хочу жить общиной и бескорыстно друг другу помогать. А у нас нет деревни, распалось всё на куски, все по домам сидят, и это страшно. Почему народ в клуб не ходит? Ленятся? А ведь все они могли бы участвовать в культурной практике. Поднять можно всю деревню, можно родить красивые проект «Не бурановские бабушки», но в клубе работают только со звездами. А большинству, как всегда, нужен пастух. Люди ужались, испугались, побаиваются. Драматургия такая, что в Доме культуры впору «Гамлета» ставить, а не детские спектакли про добро и зло. Жутко и то, что нет сейчас у народа заветной песни.
– Это вы к тому, что в старину редкого удмурта, не умевшего петь, называли «заплутавшим журавлем».
– А я таких называю «палэсмурт» – половинный человек. И когда он станет бадэсмуртом – личностью, то ему станет очень стыдно за себя и за ближнего. Не зря же удмуртский просветитель и этнограф Григорий Егорович Верещагин, проживший в Бураново почти три десятка лет, писал: «Бурановский вотяк двоедушен, любит чужое и пьет сызмальства». А сегодня по Бураново бродит «кинжодух», как я говорю, – художник наизнанку с кинжалом и духом звездной болезни.
Женское начало бабушкиных бурь
Мы прекрасно понимали, что для объективности взгляда на бурановскую ситуацию нам надо выслушать тех, кого секла острым словом Зоя Лебедева. Не ища специально встречи с руководительницей «Бурановских бабушек», случайность натолкнула нас на Ольгу Туктареву.
Отворив дверь в Дом культуры, нас поразило то, что двое «неизвестных» мужчин легко проникли в репетиционную базу «бабушек», походили по сцене и залу, где предусмотрительно под грядущую пятничную дискотеку (кино уже в ДК не показывают) были сдвинуты в груду стулья.
Заглянули мы и в музыкальный класс, набитый инструментами под потолок. Духовыми, фортепиано, гитарами и ударной установкой – мечтой любого школьного ВИА 30-летней давности. Переступив порог этого класса, мы как на машине времени въехали в эпоху «Машины времени».
Отметили мы и именные с вышивкой рушники, развешанные по стенам, как фамильные свитера хоккеистов под сводами ледовых дворцов с неприкосновенными номерами. Это здешние рукодельницы устроили выставку «Дунно синпель чушконе» – «Дорогое памятное полотенце».
– Смелая Вы женщина, – начали мы с комплимента хозяйке клуба, хотя в нынешние лихие времена данная комплиментарность является эквивалентом опасной беспечности.
– Так у нас в деревне нет такого, чтобы кто-то что-то взял, если пришел, – слова хозяюшки возводили односельчан чуть ли не к ликам святых.
Хозяйка говорила быстро, близко к тараторке, автоматными очередями, и, когда мы познакомились, её фамилия оказалась созвучной с манерой речи – Туктарева.
Почитай, в Бураново Туктаревых полдеревни, и много Девятовых, Акиловых, Князевых, Цигвинцевых, Байсаровых и Зарбатовых…
– Так Вы, значит, и есть шефиня «Бурановских бабушек», – наконец-то осенило корреспондентов.
– Да, – «созналась» Ольга Николаевна Туктарева.
– Чего это Вы себя заранее в бабушки записали?
– У меня детки поздние – дочери лишь шестнадцать лет, и рано мне еще бабушкой быть, – согласилась Ольга. – Мне 43 года, но так получилось, что бабушки поют только со мной, а без меня теряются.
– Оля, – без панибратств обратились мы к ровеснице Туктаревой. – Вы знаете, что в Бураново не все оценивают ваш ансамбль положительно?
– Знаю и считаю это нормальным, – заторопилась наша новая знакомая. – Если бы я не ездила с ними, может быть, еще не знаю, как себя повела и заговорила.
Чистота и прямота признания могли обескуражить.
– Мы не обижаемся и всё понимаем. Тем более что косой взгляд или дурное слово заставляют нас держаться в седле.
– Верно ли, что «Бурановские бабушки» стали сейчас заколачивать «бабки»?
– Пусть говорят. Считать деньги в чужом кармане – любимое занятие в России.
– Ну и как прибыток-то, звенит монетка в своем кармане?
– Больших денег мы не зарабатываем, но церковь будем строить. Место нашли и камень заложили. Другую часть заработанного мы отдаем нашим бабушкам как прибавку к пенсии.
– Как думаете, Виктор Дробыш взял вас под свое крыло, почувствовав конъюнктуру и большой коммерческий потенциал, скрытый в возможной победе на «Евровидении»?
– Не знаю. Это честно. Это всё наш продюсер Ксения Рубцова вела переговоры, а мы приехали к нему послушать песню и познакомились.
– Не боитесь, что вашего продюсера могут грубо подвинуть? В столичном шоу-бизнесе такие силовые приемы сплошь и рядом.
– Могут, но коллектив у нас нестандартный, и ни под какие рамки мы не подойдем. Бабушки интересны такими, какие они есть. Теперь нас не ломают. Конечно, будут менять, но я надеюсь, что мы будем меняться не в худшую сторону, и нам не грозит, что из нас сделают кукол или клоунов.
– Вы можете сказать московским кураторам «стоп»: «Всё, это предел, через который мы не перейдем, и не наступайте на горло нашей песне, и не будем мы приплясывать под вашу дудку».
– Можем! Мы и без этого отстаиваем свой взгляд. Мы не слепые котята и работаем в диалоге. Это только так кажется, что бабушек используют и делают на них деньги. Все дела вершатся оттуда, – сказала Ольга и показала пальцем в небо. – Мы всегда помним о том, что каждый в этой жизни ответит за свои дела и поступки. Я это точно знаю.
– Если мы вас правильно поняли, то «Бурановским бабушкам» привит иммунитет от звездной болезни?
– А как же. Тогда и не стоило это всё начинать. Мы поем не ради того, чтобы зазвездиться. Поверьте, что по расчету у нас ничего бы не получилось.
– Вам известны нелестные отзывы Верещагина о бурановцах?
– Известны. Удмурты всегда друг о друге говорят плохо. Наверное, это от скудности наших земель и от тяжкой жизни. Не было в нашей сторонке зажиточных людей.
– А с Зоей Лебедевой вы здороваетесь?
– Здороваемся. Но в творческих делах она меня не слышит. Зоя более глубокий человек, умный, и мне сложно с ней спорить. По-своему она переживает, боится за нас, что из нас сделают кукол, марионеток. Но мне её жалко. В любом деле она видит черное. Обида в ней какая-то сидит. Мне было сложно с ней работать, и не было желания ходить на работу. Не сработались мы с ней. Но она шикарные художественные акции проводила…
Расставаясь с Ольгой Туктаревой, отчего-то вспоминался БГ и его «Песня вычерпывающих людей».
– Оля, помните у Гребенщикова: «Я сделал бы тебя директором клуба, тебя, мой цветок, мой друг»…
– Да-а-а, неужто есть такие строчки?
– Есть, есть и поэтому спросим Вас с провокацией: как же можно было променять Цоя и Бориса Борисовича на махровую попсу?
– А мы и не променяли. Мы просто подстроились под требование телевидения и пошли на компромисс. Не вижу в этом ничего плохого. Мы много ездим с концертами и поем Цоя, БГ и Юрия Шевчука – его «Всё, что останется после меня». Думаю, что на эту песню мы вышли тоже неспроста.
– Вы принадлежите сами себе?
– Мы не продались. Да, пока мы зависим, но эта зависимость временная. Пусть люди вокруг нас поломают копья: «Почему поют не умеющие петь? Таких бабушек можно отыскать едва ли не в каждой деревне!» Пусть возникнет другой коллектив, и, может быть, тогда шевельнется что-то и повернется народ к народной же песне, и она зазвучит. Наверное, я много хочу, но надеюсь, что в будущем эти перемены наступят…
Александр Поскребышев специально для журнала «Свое дело»
Мучает меня эта тема, пытаюсь разобраться, почему. Может, и во мне сидит зависть? Может. Потому что удмурты – поющая нация, и мои родственники, проживающие неподалеку от Бураново, поют, мне кажется, лучше)))) Не развилась звездная болезнь? Я слышала выступление “Бабушек” в “Аксионе”. Мне показалось, Лариса Долина вела себя скромнее. Показалось))) Мне кажется, мои мучения от того, что мне стыдно за удмуртов – бабки как дрессированные обезьяны. Или какие-то заморские невиданные зверушки, которых научили петь – они вызывают умиление, улыбку, но не восторг же мы испытываем от их пения!!!