Сергей Касихин: «Через два года продавать будет нечего»

О том, что республиканская собственность — не бесконечный источник доходов бюджета, скептики не уставали напоминать со времен бурной приватизации. По федеральному законодательству уже в этом году госимущество должно стать не более чем инструментом исполнения функций и полномочий власти, и одной из главных задач органов управления имуществом становится оптимизация затрат. Но бизнес и теперь проявляет интерес к тому, что принадлежит государству — как к залоговому инструменту. Доходы, затраты или средство поддержки бизнеса — какую роль в экономике Удмуртии в этом году сыграет государственная собственность, в интервью «Своему делу» рассказал заместитель председателя Правительства УР, министр имущественных отношений Сергей Касихин.

– Сергей Павлович, в конце 2008 года закончился срок, отведенный регионам федеральными властями, чтобы распродать государственную собственность, не связанную с выполнением властных полномочий. Выполнила ли Удмуртия это требование?

– Значительное количество объектов, которые мы подготовили к продаже еще в прошлом году, перешли на этот год, потому что не было покупателей. Поэтому сейчас объявлены конкурсы по продаже акций предприятий, которые разводят птицу, животноводческого комплекса «Восточный». У нас есть в ряде предприятий пакеты акций, например, завод «Элеконд». Мы объявляем конкурсы. Не найдется желающих — значит, будем ждать другого времени.

Еще остались аптеки, дорожные и автотранспортные предприятия. По планам приватизации, которые устанавливала РФ, мы давно должны были их продать, но я считаю, что мы поступили правильно, что не стали торопиться. Приезжаешь в другой город — там нет автобусов, одни маршрутки. Сейчас транспортники стоят у нас в плане приватизации. Но наша задача не просто продать, а привлечь инвестиции и поменять автобусы, потому что у государства на это денег нет. Ну, может быть, сейчас не время подыскивать инвестора — финансовый кризис и так далее, — но все равно мы считаем привлечение инвестиций основной целью продажи.

Собственность, не связанная с исполнением функций власти, остается не только у нас, но и в других регионах. Одно дело, что есть требование закона — продать, а другое — нужно это нам или не нужно? Я полагаю, что здесь наблюдается неравноправие субъектов права: Российская Федерация может оставить за собой такую собственность, а мы не можем. Поэтому многие субъекты федерации вносят законодательные инициативы, чтобы дать и регионам это право, и мы эти инициативы поддерживаем. Практика показывает, что разумные инициативы, как правило, одобряют.

– А что, по-вашему, должно остаться в госсобственности?

– А почему вообще приватизация обязательно должна в какой-то момент закончиться? На Западе она идет постоянно: государство покупает какие-то объекты, а когда сделает их рентабельными — продает. Это нормальный процесс. Мы, например, с этой целью сохранили все птицеводческие предприятия, сохранили «Восточный».

– В бюджете на этот год заложена сравнительно небольшая сумма доходов от приватизации — меньше полумиллиарда. Но, наверное, и этот план достаточно сложно будет выполнить в нынешней экономической ситуации? Или покупатели уже есть?

– Когда мы продаем части пакетов акций, приходят покупатели, с которыми мы уже совместно ведем бизнес, — государство и потенциальные инвесторы. Я не думаю, что кто-то другой придет на такой бизнес.

Повторю, что наша главная цель — привлечь инвестора, который будет далее совершенствовать предприятие. Но, конечно, у нас есть задание, нормативная цена, чтобы получить больше доходов в бюджет, и я думаю, что план этого года будет выполнен.

На протяжении шести лет мы по миллиарду и более приносили в бюджет УР за счет продажи госсобственности, но понятно, что собственность — это величина небезразмерная, и скоро не останется ничего, что можно будет продавать. Я думаю, это произойдет года через два. Но в этом нет ничего страшного. Приватизация — это процентов пять всей нашей работы. Главная задача — это управление тем имуществом, которое остается в собственности.

– Получается, через два года государственная собственность перестанет быть статьей дохода и станет затратной статьей?

– Я не рассматриваю собственность с точки зрения — «приносит она доход или не приносит». У коммерческого предприятия главная задача — получение прибыли. У государства другие задачи. С позиции коммерческих интересов, чтобы было больше прибыли, надо сокращать рабочих и меньше им платить. Для государства не все так однозначно.

Да, имущество, которое останется в собственности УР, будет позволять государству выполнять задачи, которые определены Конституцией. Больницы, школы, институты, социальные учреждения — это все затратные вещи.

Но этими затратами тоже можно управлять. Я в свое время учился в окружном управлении собственности в Оксфорде — был у нас такой специальный курс. Там очень простой принцип управления. У армии Великобритании есть склады, где хранится амуниция. Они продали эти склады и взяли их в аренду, потому что так дешевле. Или, например, они продают школу в одном месте и покупают в другом — там, где меньше расходы на ее содержание и дешевле земля. А у нас, посмотрите, в самом центре города две больницы. Представляете, сколько противников будет, если убрать эти больницы.

Такую идеологию нам пока трудно перенять. Когда мы решили на время ремонта на Советской, 1 перенести министерства на Воткинское шоссе, все возмущались: как это мы поедем так далеко. Хотя здесь езды — 7 минут на маршрутке…

– У нас свои инструменты эффективного управления придумывают, такие, как перевод государственных учреждений в статус автономных. Это дает им возможность самостоятельно зарабатывать в дополнение к бюджетному финансированию. Насколько я знаю, в Удмуртии первые АУ уже появились. Можно уже говорить о первых результатах их деятельности?

– Да, у нас порядка 28 учреждений уже преобразовано в автономные — учреждения спорта, культуры, образования. У государства денег нет, чтобы бесконечно увеличивать их финансирование, и надо дать им возможность зарабатывать дополнительно. Вот есть школа, которая на государственные деньги отапливается, охраняется и т.д. Государство платит учителям зарплату, чтобы они обучали определенное количество учеников. Но почему бы, допустим, во вторую смену не обучать еще кого-то сверх этого государственного плана.

Сейчас судить о результатах пока рано — необходимо четко и ясно сформулировать государственное задание, чтобы потом профинансировать его. Отраслевые министерства сейчас над такими заданиями работают. В чем эти задания будут выражаться — это уже зависит от специфики учреждений. Ну, например, есть у нас такие учреждения культуры, как ансамбли «Танок», «Италмас». Мы их финансируем, а где они выступают? Разве они по республике объездили все села и поселки? Ничего подобного. Зато они во Францию съездили, еще куда-то… А вот сейчас мы вменим им это в обязанность: чтобы за наши деньги эти ансамбли представили нашу культуру нашим людям в каждом поселке. А в остальное время — пусть зарабатывают. Платить всегда надо за что-то, и я сторонник того, чтобы все учреждения культуры перевести в автономные.

– Сейчас госсобственность рассматривается еще и как инструмент залога: республиканские бизнесмены предложили сформировать государственный залоговый фонд, чтобы в случае необходимости предприятия могли брать кредиты под залог госимущества…

– В Удмуртской Республике имеется такой опыт. В качестве залога для приобретения сельхозтехники для предприятий АПК мы однажды выставляли государственные пакеты акций хлебозаводов. Думаю, что с тех пор идеология не изменилась — все хотят как можно больше взять денег и не отдавать. Поэтому когда мы говорили о залоговом фонде, я собирал совещание с отраслевыми министерствами и сказал: залоговый фонд можно создать, но первое, что я предлагаю заложить, — это здание министерства сельского хозяйства. И если только первый неплатеж пойдет у предприятий АПК, предлагаю ликвидировать Министерство сельского хозяйства и продать это здание.

Суть не в самом залоговом фонде, его можно создать. У нас есть, например, здание ГАИ, еще под федеральными министерствами здания какие-то — можно их заложить. Но мы же не будем их продавать. А кто будет «выбивать» деньги, если пойдут неплатежи? И почему мы все время рассматриваем именно какую-то собственность? Пусть будет залоговый фонд в виде денег — миллиард, два миллиарда. Под них можно взять на 5, 6, 7 млрд кредит. И вообще, почему я должен за бизнесмена что-то закладывать?

– Ну, не у всех предприятий есть имущество, которое интересно банкам. Или оно уже заложено…

– Я считаю так: если предприятие берет кредит, первое, что закладывается, — все личное имущество собственника: квартиры, дома, оборудование. Вот это я понимаю — хозяин, который несет личную ответственность за свое предприятие и за кредит, который оно берет. И если у него не хватает чего-то, тогда, действительно, можно и помочь.

– То есть вы будете категорически против?

– Я не протестую, я просто ставлю разумные условия. Во-первых, нужно внимательно смотреть, что это за предприятие, стоит ли давать банкам за него гарантию. Второе — отвечать за него будет отраслевое министерство. И третье — должна быть индивидуальная ответственность руководителя или собственника, которые должны закладываться личным имуществом.

– Думаете, депутаты Госсовета одобрят такие условия?

– Значит, не так уж серьезно и нужен этот залоговый фонд. А если одобрят, я думаю, вряд ли кто-то к нему обратится.

– Могут внести поправки, снимающие Ваши условия…

– А просто не будет тогда залогового фонда, не будет в нем имущества. По закону есть ряд ограничений — например, акции, которые в процессе приватизации находятся, нельзя закладывать…

Понимаете, чего все хотят: чтобы «дядя заложился, а я не отвечал». Не будет этого. Безответственности и халявы не будет.