Арбитражные управляющие: с ростом рынка справимся

В октябре финансовый кризис заставил задуматься о самом худшем. Специалисты Республиканского фонда поддержки малого предпринимательства пророчат банкротство пятой части своих подопечных. А в офисах арбитражных управляющих ждут и представителей крупного бизнеса. Прогнозами о том, как кризис изменит республиканский рынок банкротств, поделился с «СД» директор удмуртского филиала саморегулируемой организации арбитражных управляющих «Альянс» Вячеслав Девятов.

– Вячеслав Николаевич, много ли в Удмуртии работы для арбитражных управляющих? Как часто в республике банкротятся предприятия и можно ли выделить причины, которые чаще других приводят к банкротству?

– В Удмуртии загрузка арбитражных управляющих сейчас гораздо меньше, чем в других регионах. А причины большинства банкротств везде в России одинаковые. В 80-90 процентах случаев это ошибки управления. Руководитель обязан предусмотреть все, начиная от наезда налоговой, заканчивая внешними факторами на мировом рынке. У нас в основном  ошибки управления связаны с кредитами. Доступ к кредитам сейчас обеспечен, но не многие могут правильно спланировать – как потом этот кредит отдавать. И вот сейчас, при падении рынка, вы даже как обыватель это можете заметить: все свои прорехи в управлении вываливают на цену, вместо того, чтобы затянуть пояса и отслеживать себестоимость.

Вячеслав Девятов считает, что признаков банкротства больше у крупных компаний, но риск разориться выше все-таки у малых предприятий.

– Существует прогноз, что в результате кризиса 20% республиканских малых предприятий могут обанкротиться. Как вы думаете, это реально?

– Я думаю, даже больше. И, в общем-то, это нормально. Что происходит при банкротстве? Самый крайний вариант – меняется собственник. И вот говорят: все обанкротили и распродали. А что в этом страшного? Ну, распродали основные фонды, но они же никуда не делись, они пополнили чьи-то другие фонды. Это не вредит экономике, это ее оздоравливает. В послевоенные годы в Германии заводы продавали за одну марку, а у нас сейчас попробуй предприятие за рубль продать – это же скандал. Хотя оно столько и стоит, потому что основные фонды практически везде изношены, и, чтобы предприятие начало нормально работать, в него нужно много вкладывать.

С другой стороны, по сути банкротство не ориентировано на продажу предприятия. Законом определены четыре стадии процедуры банкротства: наблюдение, финансовое оздоровление, внешнее управление и конкурсное производство. И только на последнем этапе имущество предприятия распродается. В Удмуртии же финансового оздоровления, по-моему, ни одного не было. Да и в целом в стране можно по пальцам пересчитать.  Внешнее управление – большая редкость. Хотя есть большие предприятия, которые выходят из внешнего управления, – тот же «Удмуртавтодор». Вот цель банкротства-то – восстановление предприятия.           

– Лишь бы захотели сами предприятия…

– Действительно, в большинстве случаев у нас предприятие «слито», когда оно приходит на банкротство, и его остается только ликвидировать. А что значит ликвидировать? Ну, ладно, если это фирма «Рога & Копыта». А такие марки, как «Эльдорадо» или «Ижмаш», надо сохранять. Потому что это и рабочие места, и люди, и уважаемый бренд, в который много вложено, – все это нельзя губить. Во всем мире к этому относятся очень осторожно. В Италии, например, банкротство идет до 10 лет – за это время, конечно, можно восстановить предприятие. В России банкротство ограничено сроком в один год.

– А сколько нам нужно? Десять, как в Италии?

– Ну, лет 5-6, я думаю, хватило бы. Да, в принципе, и у нас закон неплохой, и он позволяет восстановить предприятие. Просто его пытаются трактовать у нас по-разному. Банкротство превращается в процедуру зачистки долгов.

– В большей степени в зачистке долгов, наверное, нуждаются малые предприятия? Они более закредитованы – их кризис и поставит на грань банкротства в первую очередь, так?

– Как раз нет. Если анализировать ситуацию на предприятиях крупного бизнеса, то мы увидим, что они находятся далеко не в лучшем состоянии. Я знаю одно предприятие, у которого половина активов – а активы очень большие для нашей республики – занимают заемные средства. Это нарушение законов экономики. Все, конечно, зависит от структуры баланса. Ну, 25% могут заемные средства занимать, но не половину. Потому что вот что-то случись, типа этого кризиса, предприятие просто рухнет. Или потребуются такие вливания, что у него все активы заемными станут.

Большой бизнес кредитуется очень активно – у него возможностей для этого больше. И признаки банкротства есть практически у всех. Это сплошь и рядом у нас в Удмуртии, когда крупное предприятие имеет на полгода-год просроченную задолженность в 100 тысяч и больше. Это та сумма, с которой можно выйти на банкротство. Другое дело, что большому бизнесу многое позволено. Контрагенты, например, не будут с ним судиться, потому что как только подаешь на банкротство, он тебе сразу заплатит, но работать с тобой больше не будет. Все дорожат крупными партнерами, поэтому никто не рискует. И в этом смысле, конечно, малый бизнес рискует больше.

– Достаточно ли развит в Удмуртии институт арбитражных управляющих, чтобы справиться с возможным ростом рынка банкротств?

– Более чем. Я уже говорил, что загрузка арбитражных управляющих в Удмуртии по сравнению с другими регионами невысока. Другое дело, что у нас искажено представление о банкротстве. Если рассматривать его не как зачистку долгов, а как процедуру экономического оздоровления, то, представьте, какими качествами должен обладать человек, который пришел извне, чтобы за короткое время восстановить предприятие. У нас это мало кто может, потому что сейчас банкротство ориентировано в другую плоскость. Но хорошие специалисты есть. В Удмуртии отличные специалисты и вокруг банкротства – в нашей республике один из мощнейших арбитражных судов, в налоговой специалисты по банкротству, действительно, сильные. Поэтому, думаю, что мы с ростом рынка справимся.